Приглашаем посетить сайт

О Достоевском

Ф. М. Достоевский. В забытых и неизвестных воспоминаниях современников

С.-Пб., "АНДРЕЕВ И СЫНОВЬЯ" 1993

Весной 1866 г. Достоевский, как он писал 9 мая своему семипалатинскому другу А. Е. Врангелю, собирался уехать в Дрезден и "засесть там на 3 месяца и кончить роман, чтоб никто не мешал" (Полн. собр. соч., т. 28. Кн. 2. Л., 1985. С. 157). Однако многочисленные притязания кредиторов не дали возможности "сбежать" за границу, и лето 1866 г. Достоевский проводит в подмосковном селе Люблине, у своей любимой сестры Веры Михайловны Ивановой (1829--1896).

Глубокая, чистая, духовная любовь Достоевского к ее дочери Сонечке Ивановой (писатель посвятит ей роман "Идиот"), увлечение писателя невесткой сестры Еленой Павловной Ивановой, предчувствие близких радостных перемен в личной жизни (скоро будет счастливый брак с Анной Григорьевной Сниткиной), общение с замечательной молодежью, боготворившей его, успешная работа над "Преступлением и наказанием", - все это сделало люблинское лето 1866 г. первым счастливым временем в жизни Достоевского после смерти в 1864 г. его первой жены М. Д. Исаевой и брата M. M. Достоевского.

О люблинском лете 1866 г. рассказывают и мемуары писателя Николая Николаевича Полянского (1862--1938), написанные им в Москве в 1931 г. и дополненные примечаниями в январе 1935 г.

Мой покойный отец, межевой инженер Николай Иванович Полянский, был в 1850--1870-х годах преподавателем в Константиновском межевом институте, помещавшемся тогда в Москве, на Старой Басманной, на углу Бабушкина переулка.

Отец имел там казенную квартиру, где я родился в 1862 году. На том же институтском дворе была квартира межевого врача Александра Павловича Иванова, служившего там с 1861 года (но еще раньше, с 1841 года, преподававшего в институте физику). Он умер в 1868 году от гнойного заражения крови, порезав себе палец при производстве какой-то операции одному больному воспитаннику института.

Александр Павлович был человек "высочайшей нравственности", как вспоминали потом его сослуживцы {См. Очерк истории Констант[иновского] межевого институт[а]; 1779--1879 гг. - А. Л. Апухтина (директора института). СПб., 1879 г. (Здесь и далее примеч. H. H. Полянского).}.

Он был женат на родной сестре Федора Михайловича Достоевского, Вере Михайловне, и у них было много детей {Отец Веры Михайловны был доктором в Мариинской больнице в Москве.}.

Я хорошо помню "доктора Иванова" и его жену Веру Михайловну, т. к. когда он умер, мне шел седьмой год, притом свои ранние детские болезни я перенес под наблюдением Александра Павловича, который за больными "ухаживал, как отец за своими детьми".

У меня хранится его фотографическая карточка, подаренная им моему отцу и матери, с которыми он и Вера Михайловна были очень дружны и видались почти каждый день в течение многих лет.

На этой фотографии Иванов снят в межевом, тогда военном, с погонами, сюртуке. У него довольно большие, аккуратно причесанные волосы и густые усы; удивительно добрые, задумчивые глаза. Все лицо - такое приятное, серьезное...

Я распространяюсь о нем потому, что, по словам моего покойного отца, Александра Павловича, своего шурина, очень любил Ф. М. Достоевский, и потому, что отец мой впоследствии, при чтении романов Достоевского, не раз говорил мне, что в некоторых его героях он замечает какие-то "духовные черточки", напоминающие покойного - "удивительного человека", Александра Павловича.

Столь же "обаятельной", по словам моих отца и матери, была Вера Михайловна, с детьми которой я часто играл и видел ее близко, в интимном, семейном кругу.

Как сейчас помню ее лицо и всю ее серьезную фигуру, вызывавшие во мне всегда какое-то почти благоговение... Было что-то приятно-грустное в ней, какая-то милая таинственность...

Близкая дружба моих родителей с семейством Ивановых выразилась однажды в том, что как-то летом (это было в 1864--1866 годах, точно не упомню, в каком именно году, но не позднее 1866-го {Как это рассказывала мне моя мать.}), они наняли вместе дачу под Москвой, около Люблина, недалеко от Перервинской слободы, при которой находился летний лагерь межевого института. Мне помнится, что дача эта находилась, по словам моей матери, в имении князя Сергея Михайловича Голицына, в селе Кузьминках. Отец мой был знаком с князем Голицыным. Наша семья и семья Ивановых жили на этой даче сообща, имея общую столовую, общую террасу, выходившую в большой сад. Против террасы была лужайка с дорожками, по которой косили траву.

родился 30 окт[ября] 1821 года, в Москве, в Мариинской больнице, где отец его, как сказано выше, был доктором.}¹. Он собирался ехать за границу, но случились какие-то "денежные затруднения" (как говорила мне моя мать, намекая на какой-то большой карточный проигрыш Федора Михайловича)².

Достоевский прожил на даче с месяц и все время был озабочен и задумчив.

Ему отвели отдельную комнату (дача была большая - флигель в княжеской усадьбе), и он целые дни проводил у себя за письменным столом и почти не выходил гулять...

Он спешно писал какое-то большое "сочинение", о котором никому ничего не говорил {Это он писал свой знаменитый роман "Преступление и наказание", впервые напечатанный в "Русском вестнике" за 1866 год.}.

Иногда неожиданно становился он оживленным, веселым; вступал в разговор... Но это продолжалось недолго. Его все время как будто что-то "мучило" (по выражению моей матери).

Отец мой и мать видались с ним ежедневно.

Вечером на террасе обыкновенно пили чай всем обществом. Достоевский выходил из своей комнаты и присаживался к столу, неохотно принимая участие в разговоре.

По словам моей матери, он был тогда "какой-то мрачный, лохматый, одетый небрежно, и этим так не походил на свою сестру..."³

...Он очень любил детей и всегда обращал внимание на своих маленьких племянников, детей сестры и на меня, когда я попадался ему на глаза (мне тогда было года три).

Я, разумеется, всего этого не помню, а передаю то, что не раз слышал от моих отца (умер в 1884 г.) и матери (Марии Николаевны; умерла в 1918 г.). Мне особенно запомнились рассказы матери, как относящиеся к более позднему времени.

Однажды, когда на лужайке перед террасой стояли копны убранного к вечеру свежескошенного сена, - на одной из них сидела со мной моя старушка няня Пелагея, а на террасе пили чай.

Был прекрасный, очень теплый вечер. Солнце глядело еще не низко, но уже надвигалась вечерняя дымка...

Достоевский кончил свой стакан, вышел из-за стола и спустился с террасы. Стоял и смотрел задумчиво куда-то в сад. Вдруг - заметил меня с няней, подошел к нам и, опустившись на сено, стал теребить меня и играть со мной...

...Встал, поднял меня на руки, посадил себе на плечи верхом и быстро-быстро пошел по дорожкам, изображая верхового коня и всадника... Он отломал с куста веточку, дал ее мне в руки и я, смеясь и радуясь, стал погонять его этим прутиком...

Это очевидно было ему маленьким развлечением после его писательской работы, в его тогдашнем мрачном настроении...

Оставив наконец меня, Федор Михайлович вернулся на террасу, улыбаясь, слегка запыхавшись...

Он повеселел, присел к столу и вступил в разговор, рассказывая о том, как он любит возиться с детьми. Обращаясь к моей матери и "как бы извиняясь", он проговорил:

- Знаете, я ужасно люблю маленьких детей. Это - моя слабость.

Я здесь передаю подлинные слова моей покойной матери.

Лично сознательно видел я Достоевского в своей жизни один раз. Это было в 1880 году, в первых числах июня, когда открывали памятник Пушкину в Москве.

Я был тогда гимназистом (перешел в шестой класс IV гимназии).

Было серенькое, слегка туманное утро. Начинал накрапывать дождик; но скоро погода разгулялась.

После освящения памятника, когда полотно упало и открылась бронзовая статуя Пушкина, я увидел, как к монументу вслед за Тургеневым подошел Достоевский - такой сутулый с низко наклоненною головой и положил к подножию памятника венок - кажется, лавровый... {Первый венок, серебряный, положил московский генерал-губернатор кн. Влад[имир] Андреев[ич] Долгоруков - от царя Александра II (как говорили в толпе).}

Известно, что с ранних лет, во всю свою жизнь Достоевский "хранил в себе какой-то особенный культ Пушкина".

Помня неоднократные рассказы отца и матери о Достоевском - о моем детстве, я с благоговением смотрел на великого писателя, и сердце мое приятно билось. Я был тогда очень наивным мальчиком и считал для себя таким важным, таким знаменательным то, что удостоился когда-то, ребенком, сидеть на плечах у Достоевского, да еще осмеливаться погонять его прутиком...

Я не утерпел и тут же стал рассказывать об этом близстоящим моим товарищам. Это были гимназисты: Алексей Шахматов (Алексей Александрович; впоследствии известный филолог-академик, ныне - покойный) и Георгий Салтыков (Георгий Ильич; родной племянник Щедрина-Салтыкова, рано умерший в звании присяжного поверенного, в Киеве).

О Достоевском не раз говорил мне покойный Григорий Петрович Данилевский, автор известных в свое время романов: "Беглые в Новороссии", "Девятый вал", "Мирович" и др. (Умер в декабре 1890 года).

Данилевский приходился сводным двоюродным братом моей матери, с которой провел детство, и впоследствии перенес свою дружбу на моего отца, а со смертью последнего, в 1884 году, приблизил к себе меня, тогда еще студента, ведя со мной переписку в течение семи лет из Петербурга, где он, с 1881 года, занимал место главного редактора газеты "Правительственный вестник", и поручал мне кой-какие свои литературные дела {В Музее литературы, в Москве, хранится сто с лишком писем Данилевского ко мне и моему отцу, переданные мною в музей в 1934 году.}.

Данилевский познакомил меня с несколькими тогдашними литературными знаменитостями Москвы и Петербурга, и я при этом очень сожалел, что Федора Михайловича Достоевского, которого Данилевский знал хорошо, тогда уже не было в живых: он умер 28 января 1881 года.

Разговоры Данилевского со мной о Федоре Михайловиче ограничивались передачей некоторых, тогда еще неизвестных широкой публике, подробностей процесса Петрашевского в 1849 году и участия в этом деле Достоевского и самого Данилевского. Теперь я забыл все эти тонкости рассказов Данилевского, сущность которых уже имеется в печати... Данилевский, студентом, был арестован по этому делу и просидел в одиночном заключении, в Петропавловской крепости, с 22 апреля по 10 июля 1849 года⁴.

Кроме того, Данилевский так отзывался о Федоре Михайловиче:

- Вот был чудак! Удивительно любил копаться в человеческой душе, но нечего сказать - делал это артистически... Не хотел писать, как пишут все добрые люди, а в своих великолепных творениях нагромоздил события, одни на другие, так что самое время событий протекает у него совсем необычайно, в каком-то увеличенном масштабе... И при этом у него непременно какие-то "deus ex machina..." {Бог из машины (лат.).}

- Но, - прибавлял Данилевский, поучая меня, - советую тебе не только читать его внимательно, а - перечитывать десятки раз...

В июне 1917 года мне случилось быть в Петрограде, по делам службы (я заведовал тогда продовольственным семейным солдатским пайком в Московской губернии и был вызван в Министерство на совещание по поводу этого пайка, принявшего грандиозные размеры).

Помню, какое необычайное впечатление производил вид города с его улицами и площадями, наполненными серыми толпами солдат, уходящих с фронта. Все скверы и сады были заняты ими, сидевшими на скамейках, лежавшими на измятой траве и бродившими по дорожкам, густо усыпанным белой шелухой от семечек.

"Белые ночи" Достоевского... {"Белые ночи" - сентиментальный роман. Впервые напечатан в "Отечеств[енных] записках" 1848 года.} пришли на память рассказы отца и матери о моем детстве, о Федоре Михайловиче... припомнилось, как видел я его у памятника Пушкина...

На другой день я поехал в Александро-Невскую лавру, разыскал там на кладбище могилу Достоевского с большим памятником. Кладбище имело запущенный вид; везде в изобилии подымалась крапива... День был жаркий, душный. Пахло гарью: где-то в окрестностях города горели торфяные болота. Я долго стоял у могилы Достоевского, взглядываясь в лик великого писателя, помещенный на памятнике...

Печатается по рукописи, хранящейся в Российском государственном архиве литературы и искусства (ф. 212, оп. 1, ед. хр. 301).

¹ Вероятно, описка, т. к. летом 1866 г. Достоевскому было 45 лет.

² "Время" и "Эпоха" старшего брата Михаила, скончавшегося в 1864 г.

³

⁴ Об участии Г. П. Данилевского в кружке петрашевцев см. Семевский В. И. Петрашевцы. Студенты Толстов и Г. П. Данилевский, мещанин П. Г. Шапошников, литератор Катенев и Б. И. Утин. // Голос минувшего, 1916, No 11, 12.